«Я люблю тебя, мой старый парк…»

Нет, что не говорите, но лето вполне желанная пора. Ведь мы его ждём с нетерпением большую часть года.

Особенно его макушку – июль. Не зря же местные поэты посвящают ему раз за разом свои новые строки:

«Вот бы нам поваляться на сене,

Вот бы нам, позабыв все грехи,

Вдохновенно, как Блок и Есенин,

Создавать в Подмосковье стихи.

Как они нам встречать бы рассветы,

И взирать, как в лугах, вдалеке,

Босиком бродит знойное лето,

И купается в полдень в реке…»

О названии реки здесь и спорить нечего. Конечно, это – наша Сестра. Да, да… Та самая, о которой пишут и пишут разные поколения.

«Вы не бывали в Белозёрках,

Где плющ в овражках и лоза,

И где соловушки на зорьках

Срывают в песне голоса.

И где речушка – озорница,

Вдруг выбегая из кустов,

Как дева юная резвится

Средь скромных полевых цветов».

Однако эти картины природы связаны с окрестностями Клина. А как чувствуют себя город, его жители, нет, не в желанном тепле, а в июльском пекле?

Для этого воспользуемся случаем и подслушаем разговор двух пожилых людей, присевших на удобную скамеечку, в тени деревьев одного из местных парков.

– Да что же в такой жаре хорошего, – пробурчал, вытирая платком вспотевший лоб, грузный мужчина лет семидесяти, — сам Пушкин, бывало, говаривал так:

«Ох, лето красное! Любил бы я тебя,

Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи».

Хорошо, что сегодня спасают от духоты разные там вентиляторы да кондиционеры. Приятна и эта прохлада у речки».

– Верно, верно, – поддержала его соседка, бойкая женщина с умными глазами, – нас в Клину эти зелёные парки-острова в разгар лета здорово выручают. И назвали-то их прекрасно: один – «Сестрорецкий», другой – «Вальс цветов…». Розы здесь великолепны, а цветники… Засмотришься… Люблю здесь бывать – дорожки широкие, чистые, скамейки удобные. Даже лодки здесь необычные. Одна другой красивее.

– Это катамараны, – разъяснил мужчина, – видите, пассажиры на них ногами крутят.

Сегодня здесь действительно хорошо.

Я помню эти места с детства. Тогда здесь поле колхозное расстилалось – Бородинское. Никаких берёз и в помине не было. Только между прудом и старым каналом виднелся Домик Полковника. Небольшой такой, но запоминающийся. От него одна тропка бежала прямо до Акулова, а другая – через пруд взбегала в гору, прямо в Демьяново. Там совхоз располагался с фруктовым садом, домом каменным, разными постройками и стеклодувкой в старой церкви.

— Со временем всё порушилось, — продолжал рассказывать мужчина. — Демьяново до революции пользовалась спросом, как дачное место. В нём тогда отдыхали москвичи, многие были известны на всю страну. Я вот сам – художник. Поэтому очень интересовался жизнью художника, историка Аполлинария Васнецова. О нём делал записи в блокноте.

Тут мужчина достал из сумки тетрадь, нашёл нужную страницу и стал читать записи Всеволода — сына художника:

– Самые светлые воспоминания сохранились у меня о селе Демьянове… Демьяново – это леса, поля, река, пруды. Это пение птиц, это цветение трав и деревьев, это природа… А природа в Демьянове действительно была прекрасна… И доказательство… в том, что мой отец, художник — пейзажист, выезжал на лето в Демьяново почти непрерывно, в течении пятнадцати лет. Он написал там сотни этюдов, и мотивы Демъяновской природы. Они послужили ему сюжетом для многих картин.

– Не менее интересны, – продолжал рассуждать, обращаясь к свой знакомой, клинский художник, — и воспоминания самого Аполлинария Михайловича о его летнем пребывании в Демьянове. Об этом сам Васнецов писал так: «Как бывало в Демьянове хорошо! С утра – этюды, придёшь, пообедаешь, отдохнёшь и опять этюды. Всё тут же, под боком, близко. Так хорошо!»

Ну, а теперь, уважаемый читатель, нам, наконец, настала пора перебираться из старых аллей Демьяново в Майданово, точнее в глубину его старого парка.

«Милое сердцу Майданово,

Летнее царство теней,

Зорьки багрянистой зарево,

Сумерки тёмных аллей.

Рады горбатые мостики

Глади воды, островкам,

Тины зелёные хвостики

Тянутся к берегам».

В Майдановском парке самое время вспомнить нет, не начало клинского периода жизни великого Чайковского, а более близкие к нам времена. Те самые, когда наши бабушки, а может пра… и даже пра-пра с нашими пра- прадедушками, будучи молодыми, спешили на концерты, театральные постановки, а то и просто на любимую танцплощадку старого парка ( чаще всего конечно летом) Вот где звучали в ту пору прошлого века мелодии струнного оркестра Майдановского клуба. Вот где, весьма элегантно и даже профессионально кружились в вальсе, а то и в вальсе-бостоне молодые пары, где умело танцевали краковяк, танго, фокстрот, переходя со временем на чарльстон, рок-н-ролл, джаз и многое другое. Вот где можно было посмотреть очередные постановки на сцене летнего театра, зарекомендовать себя снайпером в коробочке тира, посетить ряд аттракционов и насладиться весельной греблей на глади старого пруда. Именно в этом парке далёкое прошлое любовалось последующими поколениями, начиная свой обзор с детских колясок до задумчивых прогулок с тростью по теневым аллеям. О чём горожанам напоминали слова давно забытых песен в исполнении когда-то всенародно известной, замечательной Клавдии Шульженко. Вроде этих:

«А в нашем парке старом

Всё так же ходят пары

И бабушки с внучатами сидят…

Я люблю тебя мой старый парк

И твои аллеи над рекою.

Не забыть тебя мой старый парк

И всё то, что связано с тобою…»

Что-то похожее мы можем рассказать и о Берёзовом парке в Высоковске. Но это мы сделаем уже в следующий раз. Ведь прошлое не забывается… Оно вечно.

Владимир Тасин